Екатерина II не думала, что народ может представлять угрозу государству
Что выдвинуло Емельяна Пугачева на первый план? Об этом Марат Сафаров, Гия Саралидзе и Дмитрий Куликов беседовали в программе «Цивилизация» на радио «Вести ФМ».
САРАЛИДЗЕ: Здравствуйте, уважаемые слушатели. В студии «Вести ФМ» Марат Сафаров, Дмитрий Куликов и Гия Саралидзе. Это наш проект «Цивилизация». Приветствую, друзья.
КУЛИКОВ: Здравствуйте.
САФАРОВ: Приветствую.
САРАЛИДЗЕ: Продолжаем мы говорить о царствовании Екатерины Второй Великой. И я сегодня предлагаю поговорить о важной вехе. Несколько раз в предыдущих программах Марат у нас отмечал эту важную веху, одну из – это крестьянская война под предводительством Пугачева. Хотя, ну в общем, таких крестьянских каких-то восстаний, которые приобретали, кстати, иногда и такой национальный характер в какой-то мере, было много. И связано было это, естественно, вот с таким неочевидным юридическим статусом, что ли, воцарения Екатерины, мы это тоже отмечали. Марат, ты главный у нас был по этой части с точки зрения исторического фона, и главный, кто отмечал вот такую веху в царствовании Екатерины, которая на ее царствование и на ее действия оказала очень серьезное влияние, во всяком случае ты так это утверждал. Так что тебе слово.
САФАРОВ: Да, здесь прежде всего надо отметить, что вот эта придворная, скажем, история о легитимности или не легитимности, она выплеснулась в народ. И это самая главная такая характеристика, мне кажется, этого восстания. Поскольку кривотолки и разговоры среди элиты – это одна история, это история, все-таки в рамках дворцовых переворотов находящаяся. Хотя Екатерине всячески хотелось отстраниться в своем правлении от понятия «дворцовый переворот», и она как-то это (мы об этом уже говорили) пыталась определить только как эпоху, предшествовавшую ей. Но на самом-то деле фактически и она пришла в результате это. Но это все такие петербургские сюжеты. А здесь ушло это в народ реально, и надо сказать, что ушло с некоторой (ну, как всегда) инерцией определенной, то есть, если посчитать, то почти через 10 лет после ее воцарения вот эта история определяется. Надо сказать, что Екатерина на самом первом этапе не придавала этому значение. Вот ее прозорливость, ее понимание перспективы исторической, ее осторожность в действиях, вот здесь ей отказали. То есть, видимо, все-таки на самом первом этапе своего правления она находилась в логике эпохи дворцовых переворотов, когда мужик, народ, он не может представлять угрозу государству и государственному строю. А выяснилось, что может. И, конечно, вся трагедия этого восстания в том, что оно так рьяно развернулось.
САРАЛИДЗЕ: Здесь важная, мне кажется, очень важная черта, что эта серия самозванцев, мы уже говорили, что как минимум семь таких серьезных случаев, а вообще говорят о том, что около 40 случаев было самозванцев. Но самым известным действительно становится Емельян Пугачев. И вот тут интересно: а почему, что в нем было такое, что выдвинуло его на первый план, и действительно довольно серьезная вот эта крестьянская война. Ее называют крестьянской, хотя с этим сильно можно было бы поспорить.
КУЛИКОВ: Понимаешь, Гия, это интересно. Вот мы с тобой же учились на историческом факультете, там классовый подход, эта вот война крестьянская (почему-то она называлась) бралась как яркий образец непримиримости классов, классовая борьба – вот она в этом у нас там выражалась. Хотя вообще-то ну достаточно задать себе вопрос: а что это за классовая такая война, если предводитель восставших объявляет себя царем?
Слушайте в аудиофайле
Популярное
Америка становится жертвой собственного самомнения
СЕРГЕЙ МИХЕЕВ: «В этой жизни всё так. Что-то запускается и кажется, что оно тебя не достанет. А оно, как колесо, проворачивается, проворачивается. Ты его вперёд запустил, а оно тебя по затылку как шарахнуло. Так и с Америкой, и её премудрыми технологиями цветных революций и произошло».
«Кто-то ставит огромный социальный эксперимент»
СЕРГЕЙ МИХЕЕВ: «Я слышал новости по поводу паники в Великобритании, люди куда-то бегут из Лондона. И трудно понять: то ли это какая-то паранойя, которая запущена предыдущими мерами, то это ещё подкачивается... У меня ощущение, что кто-то ставит огромный, мирового масштаба социальный эксперимент».
«Украинскому сознанию хочется побед»
РОСТИСЛАВ ИЩЕНКО: «Украина – глубокая мировая провинция. Помимо «выдающихся внешнеполитических побед», над Россией разумеется, необходимо иметь всегда что-то великое. Она уже была родиной изобретателя огня, плуга и колеса. Эти человечество уже не впечатлишь. Теперь можно за борщ побороться, ещё за что-то».