Как часто мы недооцениваем такие таланты, как Сергей Бархин – театральный художник, сценограф. Масштаб таланта, осознание которого придет гораздо позже. Или уже пришло?

ЗАСЛАВСКИЙ: В студии Григорий Заславский, здравствуйте. И сегодняшнюю программу мы решили посвятить памяти выдающегося (а, может, и великого) театрального художника Сергея Бархина. И я приветствую в этой студии художественного руководителя Театра "Эрмитаж" Михаила Левитина. Здравствуйте, Михаил Захарович.

ЛЕВИТИН: Здравствуйте.

ЗАСЛАВСКИЙ: И директора, генерального директора Государственного центрального театрального музея имени Бахрушина Дмитрия Родионова. Дмитрий Викторович, здравствуйте тоже.

РОДИОНОВ: Добрый день.

ЗАСЛАВСКИЙ: Спасибо большое, что согласились принять участие в программе, поговорить о Бархине. Потому что, конечно, он не был актером, он не был режиссером, он не был человеком, который ежедневно появлялся на страницах с какими-то новыми событиями. И таким образом понятно, что театральный художник, он находится в тени: и (извините, Михаил Захарович) в тени режиссера, и точно в тени актеров, которые выходят. Но мы понимаем, что те, кто занимаются театром, и те, кто, как критики, на театр смотрят из зала, что театральный художник – это тот человек… вот я все время забываю, какое название придумал для Шейнциса в свое время Марк Анатольевич Захаров, – режиссер-сценограф. То есть он, понимая место Шейнциса в судьбе Ленкома и в своей собственной, что это не просто художник, который придумывал декорации, а что это было такое же партнерство, как и в Театре на Таганке у Боровского с Любимовым, придумал специальное название. Вот что можно сказать о Бархине сегодня, когда его нет с нами, к сожалению, и одновременно для тех людей, которым нужно рассказывать, вот что такое Бархин, кто такой Бархин. Начните вы¸ Дмитрий Викторович, как человек, который коллекционировали, и выставку Бархина вы сделали совсем недавно, к его 80-летию.

РОДИОНОВ: Да, да. Не было никакого предощущения, очень верилось, что все будет хорошо, и мы в сентябре и в октябре показывали роскошные совершенно его эскизы к "Гамлету". Он выпустил, как всегда, Бархин еще занимался книгами, потрясающие книги делал и как писатель, как рассказчик замечательный, и как график книжный. И вот эти эскизы у нас (два месяца мы в сентябре и октябре) были показаны самой широкой аудитории. Это оказался наш какой-то последний, прощальный подарок этому замечательному человеку и художнику. Говорить о нем в прошедшем сейчас пока не принимается, для меня он еще рядом и, я думаю, будет всегда рядом, мы с ним не прощаемся, говорим ему "до свидания". Фигура Бархина – фигура настолько колоссальная для российского современного театра, что, наверное, осознание его масштаба талантов разнообразных придет еще попозже. Но и даже то, что мы сейчас чувствуем и ощущаем, это какое-то громадное счастье и радость от того, что он был рядом с нами. Мы даже сами иногда не понимаем, насколько мы богаты такими талантливыми людьми в России, как при жизни мы часто недооцениваем эти таланты, не отдаем должные знаки внимания, признательности, благодарности. Да, это наша суть человеческая, что мы глаза в глаза иногда не видим другого человека. Но в данном случае Бархин разрушает все границы, и в театре он разрушал, и вообще в искусстве, и в жизни. Человек просто какого-то громадного ренессансного для меня звучания. …

ЛЕВИТИН: Что он такое, с моей точки зрения, и чем он отличается от того же Боровского и от многих других? Так, мне повезло работать и с Китаевым, и с Фрейбергсом, бог знает, с кем из замечательных художников мне повезло работать. Вы знаете, во-первых, он совершенно такой плейбой был, юноша такой был, вы это уже сказали, что он экстравагантный человек. И мне казалось всегда, что он, находя себя в книгах, иллюстрируя книги и оформляя их гениально, замечательно, и успешно в спектаклях более-менее, чувствовал некую недооценку себя в сценографии. Вот мне всегда так казалось, потому что рядом возникали фигуры большие, большие и большие, а он был большой, но он не пытался возникнуть, хотя очень хотел, несомненно. Несомненно, он был светский человек, и поэтому я сейчас говорю о нем как о живом светском человеке. Его просто не стало, потому что его нет. Он был светский человек, и вдруг он начал шагать-шагать-шагать. Его увидели. Его всегда видели, но вдруг почувствовали мощь, такую мощь, культурную мощь...

Слушайте в аудиофайле!